Форум » книги, обложки, верстка » Проект Клавдии Виноградовой » Ответить
Проект Клавдии Виноградовой
admin: Книга автобиографических стихов Избранные стихи [more] * * * Сыплет цветами вишня В пригоршню зим и лет, Белым узором вышит Дальнего детства след. Виден мне дом у дороги С низким досчатым крыльцом, Тополь над ним длинноногий С братом своим близнецом. Всё как той давней весною,- С вычетом прожитых лет,- Все и сегодня со мною, Даже и те , кого нет. Здесь, под ладонью вишнёвой, Мир так спокоен и чист, Согнут счастливой подковой Каждый сияющий лист. Я возвращаюсь всё чаще К той невозвратной весне, Где отворённая настежь, Вишня цветёт во дворе. * * * Я в саду гуляла Гефсиманском Вслед за златокудрой Cуламифь. Белой голубицей Иорданской Саломон назвал ее в тот миг. Лилиями нежного заката Одевалась влажная лоза. Белый ангел, серафим крылатый Двум влюблённым заглянул в глаза. Кедр ливанский рос у изголовья, Тонким шёлком падала трава. Мир пронизан миром и любовью, И любовь, конечно же, права. Я в саду гуляю Гефсиманском, В лунном свете спит Ерусалим. Чистой голубицы Иорданской, Вижу крылья Суламифь над ним... * * * Расскажи мне, птица, Как тебя зовут - Молча не годится Отправляться в путь, Мы с тобой пробудем Много дней в пути, Нелегко нам будет Без друзей идти. Потеряли стаю Оба мы с тобой И теперь не знаем, Где наш дом родной. Тает ветер синий На твоем крыле - Чей нас остров примет? Где, в какой земле? Чтоб с пути не сбиться, Станем песни петь, - Помоги мне, птица, Спеть и долететь... * * * Беспризорная тихая улица, Без названия, без номеров; Я иду по ней, стоит зажмуриться, Мимо некогда живших домов. Мимо некогда окон распахнутых, Мимо лип, что давно отцвели, И лужаек, под память распаханных, И дорог, что быльём поросли. Я здесь сталкер, немой и таинственный, Мне известно здесь всё наперёд. Талисман мой, заветный, единственный, От несчастий меня бережёт. Я иду по потерянной улице, Без названия, без номеров. Зыбкий мир, словно в фильмах Кустурицы, Где пройдёшь, не оставив следов. * * * По зелёным бокам Иордана Расплескалась живая вода; Я пришла сюда в день долгожданный, Чтоб уже не уйти никогда. Здесь раскину шатёр у дороги, В очаге я огонь разведу, Чтобы путник, устав от тревоги, Отыскал и покой, и еду. Под атласом горячего неба Будут птицы летать над рекой, И на ломти горячего хлеба Мёд прольётся живою струёй. А в прозрачных руках Иордана Задрожит голубая звезда. Я пришла сюда в день первозданья И уже не уйду никогда. * * * Забирается ветер под крышу, Дремлет ночь, завернувшись в росу, Синим облаком скромно прикрывшись, Смотрит сад на нагую луну. Мир прекрасен сиянием тайны. Преисполнен гармонией сфер. Ничего не бывает случайным Никогда: ни потом, ни теперь. Все наполнено чувством и мыслью. Есть душа у травинок и вод, А без этого был бы немыслим Говорящий со мной небосвод... Вижу лики грядущих событий В отражениях капель - зеркал. Вся Вселенная - мысли обитель. Мысль Вселенной - Начало Начал. Балансирую ныне и вечно На границе эпох и веков. Как Вселенная, я бесконечна, Иллюзорна, как призраки снов, Ветер - сеятель дремлет под крышей Чувств, желаний, эмоций и слов. Облаками и звездами вышит Наш сегодняшний временный кров... * * * Заскорузлыми толстыми пальцами Тычут сосны в проемы небес; Неумело орудуя пяльцами, Рвет узоры игольчатый лес. Плачут тучи тяжелыми каплями, Гаснет день, не набрав высоту. Иссеченный дождями, как саблями, Смотрит лес на свою наготу. Рвется ветер в распахнутый ворот. Тают мысли в застывших глазах. Ночь клубится, как огненный ворох, И рождает не искры, а страх... * * * 3амолвлю словечко о старом еврее. Который сквозь слезы смеяться умеет. О старом еврее из сотен местечек. Где дым из трубы и резные крылечки, Где дети рождались, и плакали скрипки, Где мир осиян был еврейской улыбкой. О старом еврее, чьи чуткие руки Сажали деревья и нянчили внука, Чей мудрый совет, как колодец в пустыне, И влагу хранит, и сиянье святыни. О старом еврее замолвлю словечко, Что в печке Освенцима вспыхнул, как свечка, Что под шестикрылой звездою Давида Лелеял любовь, а не зерна обиды. По лику земли он был пеплом рассеян, Мой старый еврей, мой народ Моисеев. Но все же он пел, он шутил и смеялся - Евреем он был и евреем остался. Он "Шма, Исраэль" заповедовал сыну Как самую главную в жизни святыню. О старом еврее словечко замолвлю, Веселым вином его чашу наполню, Лехаим, старик мой, лехаим, евреи! Пусть добрая мысль ваши души согреет: Услышал молитву, услышал Израиль; Лехаим, евреи! Лехаим, лехаим ! * * * Звук разрываемой бумаги Страшнее скрежета стекла; Я, преисполнившись отваги, Стихи кромсаю до утра. От боли корчатся станицы, Трещат, как галька, под ногой, И чьи-то сморщенные лица В бумажный падают прибой. Остатки слов - или останки? - На сгибах порванных листов, Там, где пустые полустанки Моих несбывшихся стихов. Огонь моргает красным глазом, Взрывается от утра ночь; Увы, не самоцветы, стразы Пришлось мне в пепел истолочь. * * * Ты прости меня, слышишь, Родина, Что пришлось мне расстаться с тобой, Не хотела я быть юродивой И любовью платить за постой. Ты меня не гнала по этапу. Не расстреляны бабка и дед, И вернулся с войны в сорок пятом Жив—здоров мой отец, хоть и сед. В далеке от столичных проспектов Пела я "ах, Арбат, мой Арбат", И могла перечислить поэтов, О которых в Москве говорят. Был писатель из "толстых" журналов Для меня и кумир, и пророк; По нему я тогда изучала Суть вещей и развилки дорог. Ты прости мне, что искренне веря, Не умела читать между строк, - Тем и страшнее моя потеря. Тем печальней и горше урок. Но уроков твоих не считала, И сама их немало дала: Поначалу я просто не знала, Что во след за тобою лгала. Не была я в числе тех пророков, Что предвидели долю твою; Потому нет ни слова упрека,- Ты и так ведь стоишь на краю. От любви я твоей не страдала, И гонима тобой не была. Я тебя ни на что не меняла, Это ты отреклась и ушла. * * * Шуршащий мир шипящего прибоя Дробится в чистых зеркалах, И медный крик хрипящего гобоя 3апекся на морских губах. На гребни волн луна, смеясь, упала, Как опрокинутый челнок. Мир был таким от самого начала, И закружился пущенный волчок. Когда погаснут Солнца обороты И сфинкс недремлющий уснет, Устав от многовековой работы, На Землю снова мрак придет. Но в черной темноте кромешной ночи Опять взволнуется прибой. И жизнь и смерть откроют снова очи, Чтоб спор вести между собой. И вновь зеркал небесных повороты, И лодкой надо всем Луна. Волчок раскрутит снова обороты, А после-снова темнота... * * * С голубиной почтой Письмецо отправлю, С адресом неточным Адресатам дальним: Дом, что у дороги, Первое крылечко, То, где над порогом Крыша, как сердечко. И ещё там вишня Крыльями взмахнула, На тропинку вышла Через переулок. Тополям у дома Тоже шлю поклоны, - С ними я знакома Чуть ли ни с пелёнок. Яблоне весенней За забором шатким, И листве осенней, Двор накрывшей шапкой. И воде в колодце, И коту на печке - Каждому найдётся У меня словечко. С голубиной почтой Письмецо отправлю, Адрес очень точный На конверт поставлю: Дом, что у дороги, Первое крылечко, То, где над порогом Крыша, как сердечко. * * * Я возвращаюсь снова, На много лет назад; Из дальнего былого Мои друзья глядят. Свидания у Волги, Где древний ров и вал, Театр, что Фёдор Волков Когда-то основал. Церквей старинных стены, И шлемы куполов, Смотрящие надменно Сквозь глубину веков И вдруг как откровенье Средь каменной толпы - Святым прикосновеньем "Никола на крови". Сработанный Рублёвым Резной иконостас. Его рукой рисован На чёрной доске Спас. На звоннице высокой Полуглухой звонарь, Молитву одиноко Выводит пономарь. Текут над речкой звоны Густых колоколов, И Волга, как икона, В окладе берегов. У Которосли стрелкой Сливается вода, Здесь бегает в горелки Опавшая листва. И шелестит в беседке Осенний синий дождь. По белокорой ветке Стекает капель гроздь. Остались в дальней - Дали друзья и города. Мы встретимся едва ли - Расстались навсегда. * * * Ах, как падали спелые яблоки. Как звучала в ответ им земля! Иллюстрацией к истине азбучной У дороги росли тополя. А за дальней дорогой, как водится, За крапивной густой полосой, Старый дуб, патриарх породистый, Звал уставших к себе на постой. И в траве, отродясь не кошенной, 3емляничный кровавый букет, И в лесной сторожке заброшенной Мёдом сотовым потчевал дед. Ничего не осталась. Все выцвело. Да и был ли когда-то тот сад, Где под желтыми жухлыми листьями Груды яблок созревших лежат... * * * Апельсины из старого Яффо Пахнут солнцем, водой и травой, Сад Эдемский Всевышнего Яхве Упирается в небо рукой. Жёлтым пламенем светится роща, Отражаясь в ладонях листвы, Ничего нет сложнее и проще, Чем коснуться рукой красоты. Угадать на оранжевой плоти Тонких пор безупречную вязь И прочесть письмена, потревожив С дальним прошлым незримую связь. Вдруг услышать над рощей крылатой Ветры оных и будущих лет И в вечерней тиши, на закате, Лик потомков своих разглядеть. * * * Тонкой нитью шелкопряда Зашнурованы слова. Сшиты прочные наряды Из неправды полотна. Безупречны крой и форма, Лёгок рифм искусный шов; Мысли чёткие бесспорны, Словно сотня мудрецов. Только страшно мне до боли: Вдруг внутри опять Голем, - Исполнитель чьей-то воли, Не рискующий ничем. * * * Красных яблок сладкая истома Наполняет облетевший сад. Мир деревьев странный, незнакомый Накрывает тайной листопад. Шелестят шаги по жёлтым спинам - Под ногами прошлого стекло. Красным веером, пером павлиным Видится мне то, что отцвело. И на спелых яблоках, как дымка, Терпкая утраченная грусть; В красный сад печальным неведимкой Я, быть может, осенью вернусь. * * * На синих квадратах Чёрные блики Унёс без возврата Автобус безликий. Мелькнули как тени Случайные лица, Автобус сомнений По городу мчится. Выходят и входят На всех остановках; Маршрут несвободен От кренов неловких. Уставшие руки, Дрожащие плечи, Сведённые мукой Тяжелые речи. И кисточкой тонкой Художник рисует Орнамент восточный, Собою рискуя, 3игзаги из охры, Белил и кармина Ложатся как окрик В квадрат тёмно-синий. Но всё же снаружи Лишь чёрные блики: Сурьмой перегружен Автобус безликий... * * * Сегодня утро в стиле ретро: Блестит наглаженный асфальт, И облака в шифоне светлом Танцуют позабытый вальс. И ветер розовый пастелью Рисует дальний горизонт. Мир оживает постепенно, И солнце открывает зонт. Всё как вчера, как будет вечно, И как не будет никогда; И утро это бесконечно, Как им зажженная звезда! * * * Захлопнуты двери, 3акрыто окно: Хозяин, наверно, Уехал давно. Все пусто и тихо. Везде темнота. Какая же прихоть Его увела? Ни ветра, ни звука, Ни слова в ответ, Ни робкого стука , Ни шороха нет. Погасла, как льдинка, Над домом звезда - Глухая тропинка Ведёт в никуда... * * * Когда огонь сжигает души И больше нечего сказать, 3аконы мудрости нарушив, 3ло начинает восставать. Нет в правоте тогда сомнений, Надежды нет, и нет любви. Есть просто сотни поколений, Чей дух замешан на крови. Слова не выражают мыслей, Когда дымится гнев, как трут, Нет смысла полагать, что выстрел Решит дилемму Цезарь - Брут. Молох над плотью вожделеет, И пасти призрачных химер От крови выпитой алеют, - Чернь снова празднует Брюмер. И снова пляски на могилах. На ведьм охота, суета, И смотрят сверху на постылых Глаза Небесного Отца... * * * Это звезда Сопдит, - ответил царь. - Души всех людей живут на ней после смерти тела. А.Куприн, "Суламифь" Где-то падают жёлтые листья, А у нас созревает гранат, И рисую серебряной кистью Виноградники жаркий закат. Где-то плачут дождями туманы, А у нас здесь хамсиновый зной Посыпает горячие раны Раскалённой песочной струёй. Где-то пахнет октябрьская осень, А у нас полыхает Тишрей, Открывает небесная просинь В Судный день миллионы дверей. А когда зажигается вечер, Одинаково всюду горит, Как зовущие яркие свечи, Голубая звезда Сопдит... * * * Оливок древних высохшие руки Сплетаются с узорами камней,- Взял горний мир с любовью на поруки Истосковавшихся своих детей. Приют для каждого нашёлся в древе Любви , надежды , веры - бытия; Как в материнском неиссякшем чреве Есть место всем: от птиц до муравья. И на заре, когда усталый ветер Приляжет среди листьев отдохнуть, Бальзам из тени и зелёных веток Прольют оливы на земную грудь. Коснусь морщин на деревянной коже, Почувствую дыхание времён; Всегда стоят маслины на стороже Небесных птиц и Исааковых племён. * * * Мне снилось поле и дорога, И лес, и тихая река. И странник, пилигрим убогий, Спешил ко мне через века. Я видела его котомку На низко согнутой спине И голос слышала негромкий, Моливший небо обо мне. Я узнавала в скорбном лике И предков, и саму себя, И тех из них, кто стал великим, И тех, кто просто жил, любя. Во мне проснулся голос крови, Живёт во мне мой древний род; У нас у всех как стрелки брови И ироничный тонкий рот, В глухих местечках наши корни, Варшава тоже помнит нас, Мы не были среди покорных Ни в первый, ни в последний час... На снежных Шипки перевалах, В Дунае, в Висле и в Днепре Есть нашей крови след немалый, Наш пепел в Треблинки костре. Не знаю всех я поименно, (но все они живут во мне) По всей Европе погребенных И здесь, в Израиле, уже. Идёт вперед мой скорбный странник. Живучий мой еврейский род, Со мной он больше не изгнанник, А Б-м избранный народ. * * * Краски Цфата Краски Цфата прочные, как камни, Яркие, как красные цветы. Небеса похожи на подрамник, Улицы-на пёстрые холсты. Охра обветшалой черепицы Золотом в полуденных лучах, Кипарисов бархатные спицы С кружевами на резных плечах. И удод коричневей корицы На тончайшем бисере песка, И смаковниц сморщенные лица, Под корой хранящие века. Жаркий ветер северного Цфата Цвета окруживших город гор. Солнце цвета зрелого граната Глянцем красит городской узор. * * * Я возращаюсь мысленно домой, Когда и мама, и отец живые, Где всё моё пока ещё со мной, Где машут веткой вишни молодые. Беда ещё не вьётся у ворот, Чужие тени не стучатся в двери, И тополь у колонки воду пьёт, В дожди грядущие пока не веря. Мир поместился в четырёх стенах, Пригрелся у белёной тёплой печки, И вещая кукушка на часах Ещё своё не молвила словечко. В железных вёдрах чистая вода Тихонько дремлет от печной истомы, И памятью моей зажжённая звезда Зовёт меня к родительскому дому. * * * Вот всё. Исчерпаны ресурсы, И негде мудрые советы взять. Мне б парочку купить по курсу, Да где, скажите, мудреца достать? А посему живу, как знаю: Надеюсь, каюсь, плачу и ропщу, При том прекрасно понимая, Что не найду я то, чего хочу. Барахтаюсь и бьюсь, как мышка В кувшине с жирным тёплым молоком. Нет-нет, да и мелькнёт мыслишка: Собьется масло, хоть бы и потом. И пусть же будет всё, что будет, Ведь Б-г не выдаст, а свинья не съест; Убудет здесь, - так там прибудет. Ну а пока есть только то, что есть. * * * Пройду неспешно от вокзала К тому заветному крыльцу, Откуда мама провожала, Где хмель зелёный по торцу. А там, у сломанной калитки, Меня подружка Лидка ждёт, И тополь в кружевной накидке Нас от забвенья сбережёт. Присядем рядом на скамейку: -Ну, здравствуй, Лидка; как живешь? Дошила кукле кацавейку, Теперь, наверное, внукам шьёшь? Склонясь над низенькой колонкой, Напьёмся ледяной воды, Той самой, что пила девчонкой, Той, что отводит от беды. * * * Дверей закрытых сдвинутые руки Меня страшат молчанием своим, И я всегда прислушиваюсь к звукам, Повисшим над безмолвием дверным. На узкой кромке стёртого порога И первый голос, и последний вздох. Восторги нашумевшего пролога Стекают тихо в горький эпилог. И веет ожиданием нелегким От каждого замочного щелчка, И вслед за тем то лёгкая походка, То тяжкий скрип чужого башмака. Дверей закрытых сжатое пространство, Хранит в себе иные времена, Где прошлое та самая константа, Которая в итог возведена. * * * Мы с вами давно не общались. Не виделись тысячу лет. Обиды почти не осталось - На все "почему" есть ответ. Что с вами случилось - неважно. Что было со мной - не скажу. Пусть время считает пропажи, А нам этот счет ни к чему. Сейчас наша встреча - не случай А тайный подарок судьбы; Не сетуй на горькую участь, И будем, как прежде, на "ты". Забудем хотя бы сегодня О доме, о долге, друзьях. Мы снова с тобою свободны И с совестью снова в ладах. Закроем мы ставни глухие, Повесим замок на дверях, Чтоб нам не мешали чужие Всю ночь говорить при свечах. Мы завтра расстанемся снова И снова на тысячу лет... "ничто в этом мире не ново", - Сказал так однажды поэт. Не ново, конечно, расстаться, И вместе остаться - старо. Сумели мы в этом признаться,- Я думаю, нам повезло. Не надо ни в чем притворяться, Годами молчать или лгать, И с ложью за ложь извиняться, И тайно о встрече мечтать... Пусть все остается как прежде, - Не будем устои менять. Давай обратимся к Надежде И снова научимся ждать. * * * Там и тут И там мы были несвоими, Не стали близкими и тут. Удел наш быть везде чужими, - Увы, но нас нигде не ждут. Но что бы там ни говорили И что б ни говорили тут. Мы ничего не позабыли - Мы долго собирались в путь. Поклажа наша не из легких: Есть в ней и боль, и скорбь, и стыд, И камни унижений горьких, И тяжкий груз былых обид. А рядом с этим чёрным скарбом Другого цвета есть багаж, Он не всегда в обертке яркой - Совсем не для чужих он глаз. Мы провезти с собой сумели Отцовский дом и старый сад, И даже шум берез и елей, И дождь грибной, и снегопад. Мы не забыли нашу память О тех, кто ныне за чертой. И горсть земли с надгробий ранних Мы тоже привезли с собой. Как хрупкий груз, в ручной поклаже, Среди портретов дорогих, Чтоб незаметно было страже, Мы русских слов везли родник. Мы к ним привыкли с колыбели. Мы начинали с русских книг; По-русски о любви мы пели, По-русски был последний крик. Язык библейских наших предков, Его священный, вещий звук Для нас был даром слишком редким - Запретный плод среди наук. И там нам много говорили, Не меньше говорят и тут. Всегда евреями мы были, А здесь нас русскими зовут. И там мы были не своими, Не стали близкими и тут. Но что бы нам ни говорили, Мы всё ж проделали свой путь. * * * Берега - как обереги От воды и от беды; Голубь с Ноева ковчега, Нас до суши доведи. Бросим якорь в райских кущах Среди светлых берегов, Где есть кров и хлеб насущный, Где есть вера и любовь. Не растает след наш влажный На возделанной земле. Береги нас, добрый стражник, Как берёг на корабле. Берега как обереги - От беды и от воды. Нет возврата. Брошен жребий, Сохрани и отведи... * * * Давно не верю в журавля, Да и в синицу тоже. Не верю в то, что есть земля, Где чудеса возможны. Не верю магам, колдовству, Пророчествам, гаданьям. Словесному не верю мотовству, Как и заумному молчанью. Не верю книжным мудрецам, Ученым звездочётам; Великим умникам, как и лжецам, Я тоже верю неохотно. Но верю в друга и врага. Как в смену дня и ночи. И верю в то, что есть всегда Возможность многоточий... * * * Сомкнули улицы уста, Устав от тысяч голосов, И, зная уличный устав, Не произносят лишних слов. Лишь изредка шепнёт асфальт, Фальцетом всхлипнет темнота, Да сонно скрипнет птичий альт Сквозь дым ночного полотна. А я иду к себе домой, К манящей белизне страниц, И рифмы, выстроившись в строй, Падут перед стихами ниц. Мне ночь расскажет сущность снов, Откроет тайны ремесла, Сюжет, наверное, не нов. Но в нём впервые буду я! * * * Нить словесной паутины Оплетает кокон ночи; Шелуха звучащей тины Мне о будущем пророчит. Струи липкого елея Змеями вползают в душу,- Я, наверно, не сумею Снова всё это разрушить Зная лжи и смысл, и цену, Ей в который раз поверю. Мастерски сыграю сцену, Где любовь затмит потерю. Гуще, гуще паутина, Полночь глянула сквозь тучи. Мне б в иные палестины, Только будет ли там лучше? * * * Ах, встречи случайные, Ненужные, пошлые, Как вызов отчаянью, Как грузы без пошлины. И вдруг, среди прочего, Едва различимая, Греховным пророчеством Встреча единая. А дальше - по-прежнему, Одно ожидание. Уже безнадёжное, С поздним признанием. * * * Отойти бы, присесть у обочины, Роздых дать и душе, и ногам, Все сложить бы с себя полномочия И предаться вальяжно мечтам: И о том, что меняется полдень На прохладный красивый закат, И о тех, кто меня еще помнит, Что всегда есть дорога назад. Что возможен и выбор дороги, Что мечте еще сбыться дано, Что судьба - не всегда недотрога И менять ее разрешено. Только катится солнце на запад, - Надо к ночи не сбиться с пути. Как ни хочется в тихую заводь, Но я все же продолжу идти. * * * С полными вёдрами выйду на встречу, Неистово вспыхнет шёлковый вечер. Музыкой Грига, птицей невидимой, Сбудутся сотни добрых предвидений. В глубоком колодце родится звезда, Поднимется в небо, с собою зовя. Узорные крылья расправит сосна, И хвойная хлынет на землю волна. Мир подобреет и переменится, Выйду на встречу тем, кто надеется. * * * Обветрен день палящим зноем, И выцвели от солнца небеса, И море пьёт жару запоем, Расправив волны, тяжело дыша. И птица, пленница полёта, Кружит над умиращей водой. Ценит ветер мастерство пилота И манит птицу новой высотой. На горизонте самом дальнем, Как в самых голубых мечтах, Белеет странником печальным Прозрачный парус в дремлющих волнах. А я - сторонний наблюдатель, - Совсем не главный персонаж, - Всего лишь скромный соискатель На штрих, что довершит пейзаж. * * * Постой, моя муза, постой! К другим не ходи на постой. Со мною побудь, посиди - Дорога еще впереди. Для встречи с тобой у меня Есть доброго чарка вина. Куда же спешить нам, куда? Давай лучше выпьем до дна! Потом я тебе расскажу О тех, кого помню и жду. Немного таких у меня, И я у них тоже одна, А хочешь, так вместе споём. Нескучно нам будет вдвоём Вот только стихов не надо, Не им, а тебе я рада. Не нужен сегодня третий Мы просто его не заметим, Никто нам, поверь, не нужен Ведь мы бескорыстно дружим. А утром тебя провожу, "Бывай", - на прощанье скажу И ты мне помашешь рукой... Постой, моя муза, постой! * * * В древнем златоглазом Ашкелоне Мне судьбой назначено осесть. И ничто меня теперь не сгонит, Даже жажда к перемене мест. Мне, пожалуй, ни к чему лукавить. Не скажу, что здесь моя земля. Только трудно было бы представить, Что расстанусь с ней когда-то я. Здесь мой дом, совсем не просто стены, Нечто большее чем только кров. Я надеюсь, хоть и постепенно, На любовь от этих берегов. Хоть не мне, так, может, детям, внукам Улыбнется древний Ашкелон. Здравствуй, город! Протяни нам руку! Низкий от меня тебе поклон. * * * Осторожно сползая по гравию, Синим бархатом льётся ручей; Мой кораблик бумажный отправлю я С ценным грузом заветных вещей. Отпускаю в неспешное плаванье, Вдалеке от больших кораблей, И надеюсь увидеть над гаванью Свет зажжённых на нём фонарей. Мой двухмачтовик вряд ли поспорит С белой пеной ревущих морей, Вряд ли будет он бурей распорот На сто тысяч кричащих частей. Пополывёт он сквозь дали речные В синий Лисс, а потом в Зурбаган, Где все звери и птицы ручные, Даже те, что из северных стран. А пока что, сползая по гравию, Синим бархатом льётся ручей. Вдалеке от людей и от зависти, Как и я, мой кораблик ничей. * * * Я себя никогда не пускала в тираж, Не металась средь "много" и "лучше"; Может быть потому мой так скромен багаж, И не нужен весёлый попутчик. Вот иду как иду: без долгов, без затей, С лёгким грузом немногих амбиций; Без оглядки на прыткую стаю друзей, Без захвата и сдачи позиций. Суесловие, страх и тоска пустоты Мной испиты как всеми, наверно. Только в общем узоре густой пестроты Не хочу быть всегда подмастерьем. Потому я себя не пускаю в тираж И не пользуюсь правом отточий, Но надеюсь, что сложатся всё же в витраж Стёкла мной отшлифованных строчек. * * * На тихой улице моей Гуляет лёгкий ветер, И пёс живёт на ней ничей, С любовью солнце светит. Под лёгким зонтиком ветвей Поют о счастье птицы, А мой знакомый воробей Мне на руки садится. Цветы весёлые цветут И кланяются низко, Когда по утру воду пьют Из трав зелёной миски. В домах живут мои друзья, В квартирах окна настежь; Им ветры бурей не грозят, А просто веют счастьем. Когда-то, много лет назад, "Зенит" мне сделал снимок, Свой бросив чёрно-белый взгляд На мир неотразимый. * * * Ничто меня так не тревожит, Как стук ночного мотылька, Когда стекло сдержать не может Биенье крыльев у виска. Забыв о смерти и смиреньи, Он бьётся, силы не щадя, - Мир глохнет от сердцебиенья Израненного мотылька. Я открываю окна, двери, Я всюду зажигаю свет. Но он не может мне поверить, И с новой силой слышу: "нет!" А завтра снова будет вечер Глядеть сквозь битое стекло, Как мотылёк ко мне на плечи Положит лёгкое крыло. * * * Шагреневой кожей пространство Сжимается в раме окна. От ветра дрожа, словно в трансе, Яхидно смеется луна. Белёсыми лодками тучи Вплывают в замкнувшийся круг, Кто кормчий из них, кто попутчик - Сквозь стёкла увидишь невдруг. Идёт человек проходящий Без имени и без лица, Не зная о происходящем, Не внемля и не дорожа. Шагреневой кожей пространство Сжимается в раме окна. Хохочет яхидно и странно Ущербным придурком луна. * * * Спешу расставить по местам слова И водрузить на место точки, Чтоб их не перепутала молва И чтоб прочитывались строчки. А то, что тайно спрячу между строк. То, что важнее слов и точек, Пусть полежит, пусть сохранится впрок Для тех, кто вычислит меня из прочих...[/more]
Ответов - 0
полная версия страницы